Одним из основных признаков актуальности современного искусства вот уже не первое десятилетие является его полная и безоговорочная самодостаточность. Став в русле поп-арта и концептуализма предметом для самого себя, оно перестало интересоваться этическими ценностями и руководствоваться этическими категориями. Его уделом стала тотальная документация, изрядно приправленная издевательской самоиронией. Романтизация персоны художника сменилась симуляцией значительности. Взятая из банального источника цитата тем прекраснее, чем большую ординарность автор окажется способен подчеркнуть.

   Лидер отечественной концептуальной школы Илья Кабаков уже на раннем этапе высоко оценил произведения Евгения Гороховского – сына своего друга Эдуарда Гороховского. Тем самым Кабаков признал актуальность творчества Евгения и его родственность концептуальному искусству.

   Гиперреалистические приемы, которыми изначально и по сей день пользуется Евгений Гороховский, - одна из основных, но не единственная компонента его художественного языка. Тем временем, именно гиперреализм обладает теми параметрами эстетической отчуждённости, которые заключают в себе откровенно имитационное содержание и беспроигрышную свободу онтологической манипуляции. Если под личиной фотоподобия не скрывается абсолютно вольная вненормативная игра, гиперреализм остаётся случайно надетой маской, а не маскарадным телом, утерявшим иную плоть в процессе бесконечного переодевания. Вот здесь и кроется одна из основных загадок искусства Евгения Гороховского. Практически невозможно понять, каково происхождение его имитаций и симуляций. Делает ли художник вид, что он холодно играет с ощущением мистики, присущей фотофиксации реальности. Или, напротив, умышленно изображает настоящего мистика – романтика, хитрит со зрителем, виртуозно собрав ансамбль своего гардероба из тонких одежд Каспара Давида Фридриха, блестящих драпировок Ле Грея и Уоткинса, китайских мантий с цветочками Одилона Редона и стильных костюмчиков, снятых прямо с плеча Оскара Шлеммера.

   Питающее мотивы и пластику картин изобилие детских воспоминаний, неиссякаемый источник ассоциаций подсознания, безусловно, включает творчество Гороховского в широко трактуемый сюрреалистический дискурс. К нему адресуют и постоянно педалируемые временные фиксации, словесно дублирующие чётко выраженное в живописи ощущение незыблемой остановки времени, или, скорее, его отсутствия как такового, иронически подчёркнутого точным до минуты цифровым указанием в длинном заголовке на обороте каждого холста. Но какой же это сюрреализм, какие же это «reves», если среди них то там, то сям появляются бодрые китайские труженики, узбекские тётки и мальчишки, русские мотоциклы с колясками и ободранные ворота на стройку?

   Склонность к толкованию вопросов веры и знания, чувственного и рационального, таинственно сверхъестественного и божественного выдаёт в Гороховском философа – мистика, нечаянно избравшего в жизни путь практики рукотворного искусства, предпочтя его умозрительно – теоретической стезе. Но уникальность личности художника не в этом. Искренний мистицизм, дающий живописные всходы на стократно перепаханной постмодернистской почве, казалось бы, неизбежно приводит к салонности художественного результата. Однако, если попытаться перечислить, чего недостаёт в работах Гороховского, то на первом месте окажется эта самая салонность. Ей не нашлось места ни в раннем, ни в зрелом творчестве, ни в простых, ни в нарочито усложнённых по замыслу и композиции картинах. Человек мягкого и сдержанного характера, лирически созерцательного мироощущения, художник Евгений Гороховский чрезвычайно строг и жёстко категоричен в пластическом изложении любой идеи. Помимо этого, ему свойственна столь же жёсткая самооценка, граничащая со страданием по поводу роковой невозможности достичь идеальной реализации задуманного. Правда, и сама проблема традиционно понятого идеала снимается в процессе создания произведения, которое обладает  мнимым совершенством имитированного фотоколлажа при истинно мистическом смысле или стройно оркестрованной и разыгранной метафизичностью при имманентной пластической маэстрии.                               

                                                                                                                                 2001 год